Она наденет его рубашку,
и станет юной, смешной и нежной,
он очень любит летящий запах
её духов на своей одежде -
прозрачный, тонкий, чуть уловимый,
с едва заметной горчащей нотой,
он очень любит в ней запределье
и то, что кратко зовут "породой".
Он сам не знает, как получилось,
что вдруг сменились приоритеты:
ещё недавно хотел свободы
и тех - холёных, почти раздетых,
и брал - на месяц, ну, два, от силы,
платил по счёту и ставил точку.
А тут. пропал в ней, и потерялся,
и не нашёлся, и это - очень.
И это - очень, и в этом - пламя,
и это - страшно, и в этом - счастье.
. Рукав рубашки сползёт немного,
откроет узость её запястья -
и он вдруг остро и беспощадно поймёт,
что лёгкость исчезнет скоро:
осталась только одна неделя
её свободы - потом укором
меж ними встанет тот, кто имеет
права на эти глаза и губы.
И он торопится быть с ней нежным,
и он так хочет быть с нею грубым,
и он так хочет с ней в запределье,
где нет законов, устоев, рамок.
И это - очень.
И он - зависим.
И это - страшно.
И это - ранит.